Более сорока лет тому назад во Владивостоке в ДВГУ время от времени встречались друг с другом молодые тогда преподаватель-археолог с художником-этнографом, повышающим здесь образование, то есть со студентом-заочником. Студент рассказывал такие увлекательные вещи из своей экспедиционной практики, что археолог ставил ему пятерки «автоматом» – редкостное событие для чемпиона по числу выставляемых двоек.
Прошли десятилетия. Археолог ныне – седой профессор, автор книг по систематизации памятников, форм и сюжетов древнего искусства в Приморье, на юге Дальнего Востока, горячий популяризатор выдающихся и близких ему археологов и петрологов… Бывший студент-этнограф – народный художник России, прославляющий своими работами страну… И вот в 2011-м, в начале полевого, увы, пропадающего сезона у археолога, художник привез ему во Владивосток коллекцию красочно зарисованных им в 1967 г. в нанайском селе- Кондон (Комсомольский район Хабаровского края) погребальных домиков и поминальных национальных аксессуаров. Рисунки безукоризненно точны, но и поэтичны, документальность композиционно слиянна с природой – в ее ореоле и с образами современных людей. Идеальные иллюстрации к научной нформации об определенном этнобытовом явлении, берущем исток в глубокой древности, имеющим место и поныне – остатки мистической опытности времен языческой похоронной обрядности.
Кондон – знаменитое в дальневосточной археологии место. В 1962-1972 г.г. всемирно известный ученый археолог А.П. Окладников раскопал здесь древнее поселение – 15 жилищ кондонской и вознесеновской неолитических культур. Поселение Кондон-почта стало одним из опорных памятников богатейшего неолита Нижнего Амура. Всего в районе Кондона открыты десятки древних поселений.
Земля в селе и вокруг него насыщена древностями. При рытье колодца был найден изготовленный из зеленого камня фаллос на постаменте, украшенном двумя личинами (такой же предмет украшал крышу знаменитого Анкорбата в Камбодже). Колодезная находка была подарена уроженкой Кондона, известной не только на Дальнем Востоке общественной деятельницей, кандидатом исторических наук Е.А. Гаер музею Института истории, археологии и этнографии ДВО РАН, где бесследно исчезла. У Е.А. Гаер я видел керамическую фигурку медведя из Кондона… Вот в таком насыщенном древностями месте, в лесу, на берегу р. Девятка в 1967 г.обнаружены и зарисованы погребальные домики.
Было решено издать совместный труд: текст – в основном профессорский, некоторые подробности почерпнуты художником-этнографом у поэта Андрея Пассара. Собственно, дать краткое сообщение о главных частностях заупокойного культа нанайцев, который блюдется посвященными – шаманами. Это будет и комментарий к рисовальным композициям, которые, надеемся, произведут впечатление красочными деталями воспроизводимого, как и образной обобщенностью, причастной к раздумьям о жизни…
Древней формой захоронения у нанайцев было погребение в земле, на земле и редко – сожжение. Мы рассматриваем захоронения в наземных погребальных постройках – кэрэн.
У известного исследователям И. А. Лопатина есть описания нанайского погребального обряда, но о погребальных домиках сведений нет. Собрал такие сведения в 60-70-х гг. минувшего столетия научный сотрудник ДВФАН Ю.А. Он упоминает о таких сооружениях ульчей, маньчжуров, относит к ним сведения о погребальных сооружениях древних жителей Приморья – воцзюй и илоу. В селе Кондон он же обнаружил сохранившиеся погребальные домики на двух кладбищах и приводит рисунок такого домика – кэрэн на кладбище Ямихча, это усыпальница Андрея Самара, сооруженная в 1917 г. Зарисовано сооружение анфас и сбоку6. К сожалению, эти примечательные сооружения исчезли. Но несколько-то кондонских погребальных домиков Г.Д. Павлишин и успел зарисовать. Итак, о них и по поводу них.
Вот первый домик. Как и все они, сооружен из дерева, без единого гвоздя. Детали соединены пазами, вырезками, тщательно оструганы. Каркас – на прямоугольных в сечении столбах. Двускатная крыша из деревянных плах. Продольные балки выступают за пределы прямоугольного каркаса, и эти выступающие части балок завершаются драконообразными резными фигурами. Боковые балки украшены спиральной резьбой. На оконечности одной из боковых балок вырезан петух. Резьбой покрыты и фасадные «полотенца», и угловые столбы. В планках фасада вырезаны птицевидные фигуры. Рядом с домиком – лодка-оморочка (из бересты). Внутри домика – зооморфные и антропоморфные сэвэны. На задней стенке по ее верху – великолепная резьба, в нее «вписаны» изображения рыб, змей, ящериц, бабочек, белок. На угловом столбе вырезаны лягушка, лошадь, две даты – 1919 и 1920.
Здесь представлены многократные изображения первого домика для наилучшего показа резьбы, сделанной на нем, т.к. резьба с правой и левой сторон на деталях этого домика разная. И заканчивается изображение первого домика рисунком – уже остовом, т.е. тем, что осталось от него и затем вовсе исчезло.
Фасад второго домика украшают «полотенца», в них резьба – птицы, оморочки. Планки передней стенки украшены зубцами, круглыми отверстиями. Внутри – сэвэны, увешанные стружками. Кровля сделана из многослойной бересты, прижатой сверху круглыми брусками.
Третий домик представляет собой длинный сруб в три венца из лиственничных бревен, крыша из деревянных досок. Продольные балки с фасада оформлены фигурными резными окончаниями – других украшений нет. Рядом – несколько заостренных кольев. Остатки прежнего захоронения.
Строго говоря, мы не знаем, есть ли под домиком погребения, одно или несколько. Например, этот третий, длинный, вполне вероятно, сооружен над коллективным погребением или целым рядом могил. Следовало бы провести раскопки, но ведь это кладбище людей, чьи потомки и сегодня живут в Кондоне. Вряд ли они дадут согласие на действия, тревожащие их предков. Однако Е.А. Гаер в своей книге сообщает об обыкновении делать неоднократные захоронения под родовым сооружением…
Четвертый домик по фасаду украшен крупными двойными спиралями. Продольные балки завершаются резными закругленными выступами. На одной из балок вырезаны фигурки лося, медведя, лошади. В «уголки» вписаны цветки и птицы. Внутри – сэвэны.
Пятый домик украшен по фасаду драконообразными выступами продольных балок, резными наличниками – «полотенцами» по краю крыши и – православным крестом перед фасадом. Вот такое сочетание православной и шаманской символики. Такой же крест – перед домиком Андрея Самара, что воспроизведен у Ю.А. Сема.
Шестой домик из бревен, три венца. По краям крыши крестообразно взметнулись вверх два дракона, по ним – резьба. Третий дракон завершает коньковую балку, внутри сэвэн, на крыше – нарты. Рядом с домиком воткнут шест, увенчанный пучком соломы – кэку, место для души.
На иллюстрации перед этим домиком показан обряд поминок. К этому мы еще вернемся.
(Здесь уместно для сравнения с нанайскими привести рисунок погребального домика якутского шамана из района Могочи. Он сложен из бревен в четыре венца, крыша – из плах, ограда – из жердей. По углам ограды и трем сторонам домика – семь столбиков, они антропоморфны, выделяется голова с пикообразным навершием. За оградкой – череп.)
В конце изображений первого домика он показан уже разрушенным. От домика сохранился только фасад с резными «полотенцами» по краю крыши, драконы- балки, на нижних – резьба, резьба на угловых столбиках и прорезные планки- стенки с парными фигурами в геральдической позе…
Поглощается достояние сельчан, как бы бесхозное, людьми городскими, «промышляющими», любителями-охотниками, а в Кондоне это рыбаки, нередко браконьеры. Выламывают дощечки с погребальных домиков на костер…
Древнейшие в истории людей могилы – старше 100 000 лет, в них погребены неандертальцы, неандерталоиды и люди современного типа Homo sapiens. И уже в v погребениях есть все основные элементы погребального обряда: захоронение ос: ков, сопровождающие вещи, в т.ч. пища, очищающий огонь, поминальная трапеза.
Когда на смену первобытным общинам пришли общины с сословным деле ем: знатные, благородные, вожди, жрецы, воины, пахари, пастухи, ремесленш рабы, – тогда и могилы начали отражать разный статус умерших. Самые знаменитые могилы правителей – пирамиды египетских фараонов. Не меньше, если не больше, труда и жизней рабов потребовало сооружение подземной копии династии Цинь Ши Хуанди – умершего в 209 г. до н.э. императора, объединившего древнекитайские царства. Этот грандиозный комплекс в городе Сиань до сих пор не раскопан. Ближе к нашим временам склепы-дворцы строили для усопших древнекорейских королей государств Когурё, Силла, средневекового Бохая. В XII—XIII вв. до н.э. на Корейском полуострове построены 60 ООО дольменов – погребальные столы из многотонных камней. Замечательный геолог М.Д. Рязанцева нашла в Приморье, в районе бухты Врангеля, первые пять дольменов. В древней Японии в IV-VII вв. знатных хоронили под курганами (курганный период), на их поверхности кругами выставляли ханива – керамические домики, фигуры людей, лошадей, китов. Два императорских кургана – Оодзинрё и Нинтокурё – по объему земляных работ не уступают пирамидам.
Упомянутые Ю.А. Семом воцзюй и илоу обитали на стыке южного Приморья, Кореи и Китая. Воцзюй – это кроуновская культура, V в. до н.э. – III в. н.э. Известны их погребения в ящиках из каменных плит прямо на поверхности. 6000 подобных ящиков оставили в XIII—VIII вв. до н.э. в Сибири, в Минусинской котловине, люди карасукской культуры. Илоу – люди янковской культуры. Их могилы – неглубокие ямы в толще раковин – мало похожи на дом. (Русское слово «домовина» точно отражает представление живых о доме умерших.) Восточнославянские племена – вятичи, радимичи, северяне – насыпали курганы над местом кремации, а прах помещали в домик на кургане.
И.А. Лопатин издал свой труд о гольдах – нанайцах – как раз тогда, когда были построены в Кондоне дошедшие до нас погребальные домики. Обряд похорон у нанайцев (гольдов) он описывает следующим образом: недалеко от стойбища в лесу вырывается неглубокая яма, гроб опускают, закрывают могилу досками, сверху засыпают землей (внутри остается пустое пространство), над могилой из жердей сооружают решетку. На могиле убивают любимую собаку.
Погребальные домики и поминки – связанные друг с другом ритуалы, отразившие древнейшие представления о смерти как продолжении жизни в ином мире (в мистическом смысле – жизни души).
Покойники в доме находились трое суток. Ночью горел свет, не гасили его семь суток, до первых поминок – дегдин, чтобы злые духи не унесли свет – огонь живых.
Погребальную одежду – бусу – готовили заранее. Она практически не отличалась от повседневной: халат, штаны, унты, наколенники, шапка, рукавицы, нагрудник – эриптун, куртка. Все это считалось нужным для души в буни (потустороннем мире). Использовали и часть свадебного приданого.
Три дня идут приготовления к погребению. Строили кэрэн – пазовые постройки. Родовые кэрэн богатых нанайцев обильно украшались резьбой. Если в роду уже был кэрэн, хоронили в нем. В домике могло быть несколько трупов. Или делали помост – дэсиун. Стелили камышовые циновки – сактан. Умершего заворачивали в бересту или материю. В последний день перед погребением на улице раскладывали вещи и вывешивали на дэсиун – вешалки – одежду умершего: для него самого, для сжигания во время поминок, для раздачи нуждающимся, также и для памяти о нем.
Обряжали покойного люди из другого рода и нечетным количеством вещей, т.к. душа, считалось, могла прихватить для счета кого-либо из живых в свое буни.
В день похорон к могиле несли специально приготовленную поминальную пищу в берестяной посуде, завернутой в рыбью кожу, и вещи покойного, которыми он пользовался при жизни. Если мужчина, то нарты, лыжи, лук, стрелы, гида-копье-острогу и т.д. Если женщина, то предметы для рукоделия, приготовления пищи и т.п.
Хоронили головой к востоку, чтобы вставал к заходу солнца в той стороне, где буни.
Все вещи, оставляемые на могиле – кастрюли, чашки, чайник, нарты и другие, – должны быть поломаны и разорваны, т.к. у них тоже были души, а целые вещи не попадали в буни к своему хозяину.
Итак, не считая дня похорон, на седьмой день – первые поминки, наданди. Шаман совершает обряд илгэси. На поминках необходимо было попробовать каждое блюдо.
Затем поминки проводились весь год в начале каждого месяца, если в конце – род угаснет.
Последние, большие поминки – каса – устраивал весь род по умершим за год. Обычно каса проходила три дня. Прибывали все дальние родственники, привозили с почетом шамана. Все готовят еду, очень стараются. Если шаман не доволен угощением, опозорит род: «Я еду – труп валяется, забыли помянуть, плохой род».
Душа в образе кукушки прилетает и садится на пучок соломы:
«Кэку, кэку, кэк, Кэку, кэку, кэк…»
Шаман ходит вокруг шеста и поет, зовет души из загробного мира, души умерших. Шаман импровизирует, он – поэт.
Участники поминок сидят на корточках возле костра, поминают – едят из специальных деревянных чашечек, муксу. Возле домика ставят столик, каждый пришедший помещает на него что-то от себя: бобы, фасоль, рыбу, мясо, разные каши. Рядом горит костер, участники поминок едят, угощают друг друга, часть еды кидают в костер. Пьют из кочи – пиалы – водку или ханжу. Шаман спрашивает у души, разговаривает с ней. Пришедшие через шамана задают вопросы душе умершего. Шаман передает, что просит душа: чтобы берегли лодку, сети умершего, вернули его долги, обещает их отдать в загробном мире.
Жена умершего обязана хранить верность один год, нельзя ей в этот год петь, плясать, гулять. После вдова может выйти замуж. Если же она в первый год изменяет памяти мужа, шаман ругает ее, говорит, что душа не хочет уходить в загробный мир. В наказание неверной жене разбивают нос – «убивают», и душа умершего должна успокоиться, уйти.
Шаман ходит вокруг дома, залезает в него. Ему задают вопросы, он рассказывает, как трудно пройти в загробный мир: «В меня стреляют из лука, орлы нападают». Он подгоняет собак: «Тах-тах-тах». Собравшиеся его подбадривают.
Во время каса шаман отвозит души умерших в потусторонний мир – буни, который находится в стороне заката солнца, под землей – доркиндиа. По народному поверью нанайцев, души умерших живут там и занимаются тем же, чем и на земле: охотой, рыболовством, собирательством. В подземном мире всего больше, все богаче. Времена года там идут наоборот.
(Жреческий мистический опыт, отраженный, например, в полном переводе древнеегипетской «Книги мертвых» (М., «Эксмо», 2002), не имеет ничего общего с распространенным примитивным описанием загробной жизни лишь как более счастливого варианта земной. Никто и ничто «не в состоянии передать те ощущения, чувства и мысли, которые дух-Ах – просветленный, освещенный, блаженный, бессмертный, беспредельный,… часть всеобщей энергетической подосновы вселенной – переживает в Обители Вечного Блаженства. О неизреченном возможны лишь притчи». Таковая о загробной жизни умерших передается из поколения в поколение и среди нанайцев, как, впрочем, и среди всех народов мира. Однако простой народ, как и древние египтяне, принося продукты и напитки для совершения традиционных поминок, далек от мысли, что умершие непосредственно будут потреблять их…)
И тогда же, в касу, по обычаю, происходит другое ритуальное священнодействие. Старики тащат дочерей – сговор на свадьбу. На касе многое разрешается, на некоторые вольности молодежи старики смотрят сквозь пальцы. В основном же все ведут себя спокойно, если кто нарушает – прогоняют из селения. Ставят длинную палатку, внутри нее, на костре – котлы, варят еду; иногда для приготовления кушаний ставят отдельную палатку. Собираются все: женщины, молодежь, дети. Шаман сидит в центре, мужчины – на корточках. Для каждого поминаемого ставят отдельный шест с кэку. Не ставят шест только для душ маленьких детей: их хоронят в развилках деревьев, завернув в бересту.
Из осины вырезают некие деревянные скульптуры – бурхан-мугдэ высотой 1-1,5 м, одевают на них вещи умерших – халаты, шапки, размещают и лук, копье… В рот вставляют трубку. Ставят перед мугдэ и угощение. Шамана снова спрашивают за покойного, тот отвечает за него. По окончании церемонии все это раздают.
Ненужное сжигают, нарты, копье ломают и складывают на крышу домика. Собак убивают копьем и хоронят рядом с хозяином. Жена умершего может некоторое время ночевать в погребальном домике.
(Каса проводилась и через три года, когда накопят денег, продукты, соберут оставшиеся вещи покойных.)
Шаманы иногда внушают мистическую оторопь.
В 1967 г. четверка этнографов, в т.ч. соавтор настоящего труда Г. Павлишин, пересекла по Синдинскому озеру в приамурской долине 4 км, начиная от пос. Маяк, до бывшего пос. Старый Дубовый Мыс, где жили только шаман с женой. Несколько лет назад население отсюда переселилось в результате укрупнения и централизации хозяйств и более цивилизованного устройства быта. Приезжие не обошли шамана, объявились ему и познакомились. Этнографов интересовали чердаки заброшенных домов, которые оказались сокровищницами. Там были оборудованы молельни с множеством сэвэнов. А за покинутыми, уже разрушающимися домами, бывшим жильем, стоял деревянный крест, украшенный резным деревянным навершием в виде двух завитков. Любопытно, что молельни были и в доме директора школы, и в доме секретаря парторганизации. Явление того же порядка, что и православные кресты рядом с сэвэнами. Свои боги сокровеннее… Мы отобрали лучшие образцы сэвэнов, бурханы и перетащили на землю. Шаман молча, но с явным возмущением наблюдал за происходящим, еще не осознавая, что все эти экспонаты религиозного творчества неминуемо погибнут в первом же пожаре при создавшейся тут безнадежной бесхозности. Он даже насторожил самострел, когда увидел, что я его рисую.
Пришла пора уезжать, мы загрузили набранное в лодку. Дальше произошло необъяснимое: как только лодка под парусом отошла от берега, абсолютный штиль сменил бешеный вихрь, волны стали заливать лодку и сносить в сторону, где от леспромхозовского сплава остались груды бревен, пляшущих на волнах, которые погубили бы лодку и нас в ней, если бы не посторонняя помощь. С берега по с. Маяк заметили бедствующих, выслали катер. И когда все закончилось, лодка пристала к берегу, ветер так же внезапно стих, как и поднялся…
В сильный бинокль был виден шаман; он, как только лодка достигла берега, повернулся и ушел. А ветер стих. Авторам, воспитанным в духе материализма, трудно поверить, что шаман может вызвать ветер, чтобы потопить лодку или хоть как-то наказать похитителей священных предметов. Но ветер сорвался так внезапно и так же внезапно стих! Загадочные все же существа – шаманы…
Художник-этнограф еще раз побывал в покинутом селении, сторговался с шаманом и приобрел облюбованные оконные наличники его дома с искусно вырезанным традиционным орнаментом «лесных» людей Приамурья, который использовал потом в цветной иллюстративной графике при оформлении книг для детей – нанайских сказок «Мэргэн и его друзья», запись и обработка Л.И. Сем и Ю.А. Сем, и сказки, записанной Клавдией Белобородовой «Пудин и лягушка». (Как давно это было!) Сам шаман со старушкой-женой тоже перебрался из нежилого места в обжитое.
Коренные дальневосточники: нанайцы, ульчи, удэгейцы – наследники тех, кто жил на берегах Амура и Уссури тысячи лет назад. Кроуновцы-воцзюй изобрели кан – обогреваемую лежанку. Вера Ивановна Цинциус – прекрасный знаток тунгусских языков – считала, что названия семи частей нанайского кана – не тунгусские, более древние.
Погребальные домики, их символика – драконы и спирали – уходят корнями в традиции неолита, к таким культурам, как вознесеновская на Нижнем Амуре, зайсановская в Приморье. Если бы тот, кто сжигал в кострах дощечки и столбики с тех домиков, еще в свои школьные годы узнал, что сжигается бесценное… Увы, история – предмет обязательный, да вот знать ее совсем не обязательно. Мы становимся обществом со все большей амнезией – атрофией памяти. Человек, утративший память, – инвалид. А общество?
Старый Дубовый Мыс, дом шамана. На всех четырех окнах на наличниках – разная резьба. Два вида резьбы на наличниках художник использовал в своих иллюстрациях к сказке «Пудин и лягушка» (К.П. Белобородова) и «Мэргэн и его друзья» (Ю.А. Сем и Л.И. Сем).
Приведенный здесь иллюстративный материал, по мысли авторов, является убедительным доказательством необходимости сохранения, бережного отношения к материальной и духовной культуре народов Дальнего Востока.
Если бы эти вещи не погибали в могильниках, кострах, в развешивании на деревьях, они могли бы украсить любую коллекцию в лучших музеях мира.
