История Приамурья

Далекий Приамурский край

   Хочу предложить Вам,  дорогой читатель, серию очерков о Приамурском крае. Именно так он изначально назывался в далеком XIX веке.

Далекий Приамурский край

   Неуемная и неудержимая страсть к познанию новых, неизведанных окраин своего государства и расширению его границ за счет «ничейных» земель была присуща русскому человеку. Где на утлых суденышках по великим и малым рекам необъятной Сибири, где волоком, где пешком, все ближе и ближе к Великому океану проникал он. И вот в 1697—1699 годах «камчатский Ермак» Владимир Атласов со своим отрядом в 120 человек исследовал и описал полуостров Камчатка, который стал неотъемлемой частью России. После освоены Курильские острова, Русская Америка. Открытие этих земель поставило задачу их детального исследования, освоения, а значит, и поиска наиболее удобных путей к ним. Путешествие через Сибирь было не только дорого, но и длительно, продолжительным был и путь морем. Так, в эпоху парусного флота в XIX веке путешествие из Петербурга в Петропавловск-на-Камчатке продолжалось не менее восьми месяцев. Например, транспорт «Байкал» под командованием Г.И.Невельского добрался до Камчатки за 8 месяцев 23 дня, а рекорд быстроты плавания на Камчатку того времени принадлежал В. М. Головнину — 8 месяцев 8 дней. С открытием Суэцкого канала в 1869 году и заменой парусного флота паровым время в пути в дальние края резко сократилось. Длительный период господства фрегатов и бригантин на морях и океанах закончился.

   В 1886 году газета «Восточное обозрение» напечатала таблицу продолжительности перевозок людей и грузов из центра России в Приамурский край. Продолжительность дается в сутках.

От Москвы

Морем

Через Сибирь

До Благовещенска

131

290

До Хабаровска

121

297

До Владивостока

65

320

До Николаевска

104

305

    Далекий Приамурский крайПоэтому неудивительно, что в те годы официально приглашенным лицам на Дальний Восток, чтобы добраться до места службы, время на дорогу отпускалось шесть месяцев. О том, насколько утомителен и долог был путь на Амур, можно составить представление по записям впечатлений А. П. Чехова от путешествия на остров Сахалин. А ведь он старался передвигаться с максимально возможной скоростью, используя все доступные средства транспорта того времени.

   Вечером 19 апреля 1890 года он выехал из Москвы на поезде, в Ярославле пересел на пароход «Александр Невский», на котором и добрался до Нижнего Новгорода, а затем другим пароходом отправился вверх по реке Каме. Писатель знал, что все его путешествие продлится не более полугода, в моральном отношении он был хотя и подготовлен, материально независим, но его самочувствие оставляло желать лучшего. По мере удаления от родных мест начинал сказываться синдром ностальгии, чувство тоски по родным краям. Невольно возникала мысль о том, что же чувствовали люди, оставлявшие свою родину, вынужденные ради куска хлеба или отважившиеся по служебному долгу отправиться на Амур?

   Ту обстановку, которая существовала на Великом Сибирском пути, те чувства и настроения, которые охватывали путешественника на этом грандиозном тракте, те впечатления, которые получал он от городов, поселков и почтовых станций, и те впечатления о местных жителях, чиновниках и прочих служилых людях отразил Чехов в своих письмах с дороги к родным и знакомым. Приведем некоторые выдержки из этих писем.

Далекий Приамурский край

   Десятый день поездки Чехова: «Кама прескучнейшая река… города серы, в них жители занимаются изготовлением облаков, скуки, мокрых заборов и уличной грязи». Как видим, впечатление безотрадно грустное, тягостное.

   После шумной, быстротечной жизни Москвы ощущение от путешествия было такое, что если время и не остановилось, то очень замедлило свое течение: «Плыл я до Перми два с половиной года — так казалось». «В России все города одинаковы». И к тем, кто живет в этих городах, у писателя появляется не только сожаление, но и тревожное чувство страха: «Здешние люди внушают приезжему нечто вроде ужаса. Скуластые, лобастые, широкоплечие, с маленькими глазами, с громадными кулачищами…»

   Туристов, путешественников и прочий проезжающий люд, посещающий достопримечательности городов и селений, расположенных по пути следования, удивлял уклад жизни местного населения, особенно образ жизни аборигенов. Другая жизнь, другие нравы не только удивляют, но вызывают и нервное раздражение, и Чехов в этом отношении не является исключением. В Екатеринбурге «всю ночь бьют в чугунные доски на всех углах. Надо иметь чугунные головы, чтобы не сойти с ума от этих неумолкающих курантов», — жалуется он в письме, оправленном сестре. Удары в доски мешали спать проезжему, но для ушей местных жителей они звучали успокаивающей музыкой: сторожа не дремлют, на улицах нет злоумышленников. Все это вызывало у проезжающих чувство собственного превосходства, как у людей, стоящих выше в культурном отношении.

Далекий Приамурский край

   Минуло 20 дней с начала путешествия. Река Иртыш, ожидание парома. «Проехал уже 715 верст. Обратился в великомученика с головы до пяток… Куда я попал? Где я? Кругом пустыня, тоска…» Все вокруг чуждо, все воспринимается с неприязнью: «Суп мне подали пресоленый, грязный… Сейчас мне подавали жареную солонину: преотвратительно; пожевал и бросил. Чай здесь пьют кирпичный. Это настой из шалфея и тараканов…» «В Сибири народ некрасив… Сибирская водка противна… В Томске невылазная грязь… Томск скучный город… люди здесь прескучные». «На перекладных скакать до Амура — это пытка». «Не помню ни одного сибирского интеллигента, который, придя ко мне, не попросил бы водки». Впрочем выпадают и светлые дни, настроение меняется. «Красноярск — красивый интеллигентный город, в сравнении перед ним Томск свинья в ермолке и моветон». Если в Томске был дождь, стояла прохладная погода, то в городе Красноярске «въехал-таки я наконец в лето, где нет ни ветра, ни холодного дождя». Письмо из города Канска: «Как опостылело ехать!» Из Иркутска: «Еду, еду, и конца не видать… Ехать было тяжко, временами несносно и даже мучительно».

Далекий Приамурский край

   Наконец через два месяца писатель плывет по Амуру на пароходе «Ермак», «конно-лошадиное странствие кончилось». Другая природа и другие впечатления… Повеяло, запахло азиатской экзотикой: «Берега Амура красивы, но слишком дики, мне же безлюдье надоело». «Амур чрезвычайно интересный край. До чертиков оригинален». Чехова поразило и своеобразие края в социальном отношении: «А какой либерализм! Ах, какой либерализм!» «Здесь не боятся говорить громко. Арестовывать здесь некому и ссылать некуда, либеральничай сколько влезет». «Я в Амур влюблен; охотно пожил бы на нем года два… Последний ссыльный дышит на Амуре легче, чем первый генерал в России». Суждение, пожалуй, не вполне верное. И здесь, на краю России, были «всевидящие глаза» и «всеслышащие уши», хотя отдаленность сказывалась, многое, непростительное в отлаженном режиме европейских губерний России, здесь прощалось или заслуживало снисхождения.

Далекий Приамурский край

   30 июня А. П. Чехов на пароходе «Муравьев-Амурский» прибыл в Хабаровск, где читал газеты, которые из центра России идут два с половиной месяца. На следующий день он продолжает свой путь в Николаевск. До Сахалина, по местным меркам, рукой подать, но «путешествовать надоело». 11 июля он уже на Сахалине, где и прожил «3 месяца плюс 2 дня». Боязнь, чтобы его не задер­жала холера, появление которой ожидали и на Сахалине, заставила его поспешить с отъездом.

   Удалось сесть на пароход «Петербург». «Кажется, что приеду домой через сто лет». Море не дает такого многообразия впечатлений, как суша. 14 октября пароход снялся с якоря в Корсаковском порту, а 5 декабря пришел в Одессу. Вся поездка продолжалась семь с половиной месяцев, причем четыре месяца пришлось на дорогу.

   Какое же суждение А. П. Чехов вынес о людях, служивших на Амуре? С одной стороны, вроде бы им куда легче в моральном отношении, посвободней, но с другой… «Мне все время казалось, что склад нашей русской жизни совершенно чужд коренным амурцам, что Пушкин и Гоголь тут непонятны и потому не нужны, наша история скучна, и мы, приезжие из России, кажемся иностранцами».

Далекий Приамурский край

   В какой-то степени писатель был прав. Иркутская газета «Сибирь» писала 24 июня 1879 года: «Везде одно и то же. Скука и духота смертельная кругом! Бежать бы куда-нибудь, но куда бежать? — вот вопрос. Есть ли где такое укромное место, где можно было наверняка отделаться от скуки и томящего чувства? Нет, такого места не имеется…»

   Далекий Приамурский край«Сколько интеллигентных молодых сил погибло в захолустьях потому, что они извне не находили поддержки для умственного труда, — сокрушался Ф. Ф. Буссе, заведующий переселением крестьян в Южно-Уссурийский край, организатор и первый председатель Общества изучения Амурского края.— Попадая в среду, где умственная работа признается, в лучшем случае, роскошью, а обыкновенно за нечто подобное толчению воды в ступе, они встречают насмешки и недоброжелательство при каждой попытке собрать научный материал из окружающей природы или местного населения». Сильные натуры как-то пытались противостоять засасывающему влиянию провинции, но другие, как с горечью отмечал Ф. Ф. Буссе, «понемногу втягиваются в рутину, убивают свободное время на карты, вино и сплетни».

   Главный врач Хабаровского военного полугоспиталя, доктор медицины Э. Ф. Горбацевич попытался проанализировать медицинский статус (состояние) жителей города. «Однообразие жизни, отдаленность края, отсутствие общественных, психических и эстетических возбудителей нисколько не способствуют отвлечению внимания от собственной личности,— писал доктор в 1894 году,— а это вместе с постоянными лишениями в самых элементарных удобствах жизни и обстановки делает всех нас, большей частью случайных обитателей этих мест, слишком впечатлительными, недовольными, раздражи­тельными». Даже высший администратор края С. М. Духовской, профессиональный военный и, по видимому, неплохой психолог, хорошо сознавал сложность проживания на окраине, вдали от родных мест: «Очень трудно интеллигентам, нередки тоска, сумасшествие и даже случаи самоубийства. Она (интеллигенция. — Авт.) чувствует себя временной, поэтому живет, как на бивуаке; из-за скудности штата каждому приходится трудиться за 2 — 4 человек… Все сурово, во всем недостаток и трудности».

   Далекий Приамурский крайПраздность — мать всех пороков, поэтому мыслящие люди старались загрузить себя внеслужебными занятиями, увлекались коллекционированием, какими-либо систематическими наблюдениями, например за изменениями в мире природы, за погодой, за перелетными птицами. Об одном таком увлечении рассказал А. П. Чехов. «В Корсакове есть дом, который своими размерами, красной крышей и уютным садом напоминает помещичью усадьбу средней руки. Хозяин этого дома, заведующий медицинской частью доктор П. И. Супруненко, уехал весною, чтобы экспонировать на тюремной выставке и потом навсегда остаться в России, и в опустевших комнатах я застал только остатки роскошной зоологической коллекции, собранной доктором. Он начал собирать ее в 1881 году и за 10 лет успел собрать почти всех позвоночных,, а также много материала по антропологии и этнографии. Его коллекция, если бы она осталась на острове, могла бы послужить основанием для превосходного музея».

   А. П. Чехов все же недооценил коллекции сахалинского врача — любителя природы. Газета «Восточное обозрение» сообщила 19 августа 1890 года о том, что «часть естественно-исторического отдела по о. Сахалину на бывшей Международной тюремной выставке, составленного доктором медицины П. Супруненко, поступает в музей Императорской Академии наук: 22 вида млекопитающих, 145 видов птиц …метеорологические данные передаются академику Шренку».

   И не ради материальной выгоды или иного расчета в течение долгих лет собиралась коллекция, скажем, насекомых либо проводились наблюдения за погодой. Результаты многолетнего труда затем передавались обществу безвозмездно, что доставляло дарителям моральное удовлетворение.

   Много лет подряд производил метеорологические наблюдения в Хабаровске чиновник военного ведомства С. С. Бабиков. Он трижды в сутки аккуратно записывал свои наблюдения в журнал, а также вел фенологические наблюдения среди животного и растительного мира. А когда в городе начала выходить газета «Приамурские ведомости», то он в ней помещал результаты своих наблюдений. И все это без всякого вознаграждения за свой труд. Чувство важности своей деятельности для других людей, для общества было моральной наградой и приносило ощущение счастья.

   Трудолюбивым и предприимчивым людям на Амуре было раздолье. «Земли сколько угодно, леса, рыбы, зверя — бери сколько можешь,— говорили крестьяне Н. М. Пржевальскому, когда он в 1867—1869 годах путешествовал по Приморью.— Гляди, поосмотримся, пообвыкнемся и здесь Россию сделаем…»

   «Привлекательная особенность амурской службы: самостоятельность и возможность личной инициативы,— писала в своих хабаровских воспоминаниях Р. Фриессе, жена инженера-строителя, прожившая на Амуре 10 лет (1872 — 1882).— За дальностью расстояния амурские деятели не могли во всякое время обращаться за разрешениями и разъяснениями к высшему начальству, которое находилось в Иркутске, а поэтому большей частью действовали самостоятельно, на свой страх и могли видеть результаты собственных трудов, что всегда дает нравственное удовлетворение». Достаточная самостоятельность, раскрепощенность, независимость — вот что скрашивало и перекрывало тяготы жизни в глухой провинции.

Далекий Приамурский край

   В этом отношении весьма показательным являлось строительство Уссурийской железной дороги. В крайне трудных условиях были выполнены изыскательские работы, очень точно, с обоснованными поправками на местах выбрали и проложили трассу. Насыпь железнодорожного полотна была сооружена настолько прочно, что выдержала всесокрушающее наводнение 1927 года, а мосты через стремительный Хор и другие реки простояли более 100 лет. «Больше всех удовлетворяла работа изыскатель­ская,— вспоминал годы службы в Приамурском крае инженер путей сообщения Н. С. Кругликов.— В ней многое зависело от личного соображения, от самого себя, от умения взять на себя ответственность за дело, за людей, а не спрятаться за бумажки, предписания и всякие инструкции, часть которых не проясняла дело, а наоборот запутывала его».

   Не чурались, не избегали самостоятельности и некоторые высшие амурские администраторы. Человек — существо коллективное, он нуждается в поддержке себе подобных, он так или иначе должен считаться с обществом и общественным мнением, ибо общественное мнение делает жизнь более осмысленной, наполняет ее новым содержанием, позволяет человеку посмотреть на себя со стороны.

   Далекий Приамурский крайПервый высший администратор Приморской области при генерал-губернаторе Восточной Сибири Н. Н. Муравьеве-Амурском, начальник портов Восточного океана и командующий Сибирской флотилией контр-адмирал П. В. Казакевич, вне сомнения, считался с обществом. Проживая в Николаевске-на-Амуре, отдаленность которого от центра цивилизации усугублялась суровым климатом, он постарался как можно быстрее построить морское собрание — общественный клуб. Первый двухэтажный дом, хотя и деревянный, имел вместительный зал, читальню, буфет, биллиардную, номера для приезжающих. Казакевич выделил деньги для того, чтобы посетители морского клуба читали такие же газеты и журналы, какие привыкли видеть в Петербурге или Кронштадте, всячески поощрял кружок любителей сценического искусства, устраивал чтения типа народного университета, не говоря уже о том, что вынашивал идею выпуска «коллективного организатора» — газеты. Заручив­шись словесным одобрением иркутского начальства, не дожидаясь, пока от слов оно перейдет к делу и раскошелится на нужды просвещения, контр-адмирал на худосочный областной бюджет открыл женское училище, мо­реходное училище. В селе Больше-Михайловском Казакевич открыл национальную школу «для гиляжских мальчиков». Будучи по делам в Петербурге, деятельный губернатор, как писал его современник, «выхлопотал средства от морского министерства на устройство училища для девиц на 30 человек. Большая часть девушек жила в училище. Это было нечто вроде маленького института, где всему обучали, а также и музыке. Воспитанницы были дочери офицеров и чиновников тамошнего края».

   Администратор вникал во все стороны жизни Приморской области, которая была образована в 1856 году в составе Восточной Сибири. Он поощрял занятия огородничеством, выписывал семена, лично ухаживал за грядками возле своего дома и даже построил оранжерею. Осенью в Николаевске проводились выставки огородной продукции, на которых демонстрировались необыкновенные по величине овощи — редька, морковь, капуста и прочая огородная продукция, о чем с удивлением писал исследователь амурской флоры К. И. Максимович. Отдаленность края и оторванность людей от родных мест, долгая, с частыми вьюгами зима, короткое прохладное лето, близость глухой бесконечной тайги — все это переживалось легче, потому что невзгодам противостоял не человек-одиночка, а общество, объединение людей, во главе которых был сам губернатор.

   К 1870-м годам интерес к Приамурскому краю уменьшился, тем более что после энергичного Н. Н. Муравьева генерал-губернатором Восточной Сибири стал безынициативный, хотя честный и исполнительный М. С. Кор­саков, «полная противоположность», по отзыву «вольнодумца в погонах», военного географа, этнографа и первоисследователя долины Уссури М. И. Венюкова. Поток переселенцев на Амур поубавился. В 1858—1869 годах в Амурскую и Приморскую области одних только крестьян прибыло 9,5 тысячи человек, а в 1870—1882 годах — меньше 2,5 тысячи. Стало очевидным, что Николаевск как «ворота в южную часть Дальнего Востока» выбран неудачно. Попасть в «ворота» могли лишь относительно небольшие, мелкосидящие суда, тем более что почти полгода они были закрыты льдами да и стояли не на бойком месте.

Далекий Приамурский край

   28 апреля 1880 года станица Хабаровка была возведена в степень города, куда и были переведены резиденция военного губернатора, а также гражданские областные управления. Губернатором был назначен Михаил Павлович Тихменев.

   Так центром Приамурья стал город Хабаровск.

Продолжение следует…

Оставить комментарий

Ваш email не будет опубликован. Обязательные поля отмечены *

Вы можете использовать это HTMLтеги и атрибуты: <a href="" title=""> <abbr title=""> <acronym title=""> <b> <blockquote cite=""> <cite> <code> <del datetime=""> <em> <i> <q cite=""> <strike> <strong>