Второй генерал-губернатор

   

   Преемник барона Корфа генерал-лейтенант Сергей Михайлович Духовской имел отличный послужной список. Потомственный дворянин, один из лучших выпускников 1-го кадетского корпуса, он получил высшее военное образование в Николаевской инженерной академии и академии Генерального штаба.

   Не год и не два, а долгих 17 лет он прослужил на Кавказе без каких-либо заминок, благодаря своей старательности, с одной стороны, и обширным связям его супруги Варвары Федоровны, урожденной княжны Голицыной,— с другой, поднимался по ступенькам военной иерархической лестницы. Порученец при Главном штабе Кавказской армии, начальник штаба дивизии, начальник штаба войск Кубанской области, помощник начальника штаба Кавказского военного округа, порученец при главнокомандующем Кавказской армии, начальник штаба действующего корпуса на кавказско-турецкой границе, он приобрел большой опыт оперативной армейской службы, не злоупотребляя своими связями. Во время войны с Турцией С. М. Духовской проявил себя как храбрый и решительный офицер.

   В критическую минуту в боевой обстановке он лично возглавил штурмовую  колонну, успешные действия которой обеспечили взятие крепости Ардаган, за что был награжден Георгиевским крестом. На посту начальника демаркационной линии на границе с Турцией, а затем военного губернатора Эриванской области он зарекомендовал себя рассудительным и благоразумным администратором, отчасти потому, что всегда прислушивался к советам своей Варвары Федоровны, обладавшей совершенно потрясающей женской интуицией, позволявшей предвидеть события нередко вопреки здравому смыслу.

   Заметим, что в отечественной истории плохо изучено влияние женщин на своих мужей, занимающих важный административный или другой государственный пост. Почему-то не принято при оценке того или иного деятеля принимать во внимание его близких — жену, в первую очередь, что вряд ли можно признать правильным. В краевой истории разве что доктор исторических наук А. И. Алексеев исследовал роль Е. И. Невельской в пионерном освоении Амура. Как-то вскользь и мимоходом говорится об участии Е. Н. Муравьевой в труднейшем путешествии на Камчатку вместе с мужем, будущим графом Амурским, и в сплаве по Амуру. Много ли известно о трудностях, выпавших на долю супруги и детей губернатора Камчатки В. С. Завойко? История накопила немало различных вариантов сочетаний: умный супруг и вздорная недалекая жена, глупый самонадеянный администратор и дальновидная умная его супруга и тому подобное. Во всяком случае вопрос о женском влиянии на политику, служебное продвижение «государственных мужей» — военных и гражданских администраторов, ученых, путешественников, предпринимателей и других людей — не представляется праздным и надуманным.

   Но вернемся к Духовскому. Он бы служил и служил на Кавказе, но горная экзотика надоела Варваре Федоровне. Кстати в Москве образовалась почетная вакансия, и в 1879 году ничего не подозревавший Духовской был назначен начальником штаба Московского военного округа. В белокаменной он прослужил 14 лет в общем-то без особых хлопот. Инициативы особой не требовалось, нужно было неукоснительно выполнять приказы несколько вздорного командующего округом, вносить видимость разнообразия в расположении войск летом, ничего не упустить при организации маневров, следить за очередностью чинопроизводства, определять порядок движения войск при высочайших смотрах… Первые два года московской службы пришлись на царствование Александра II, который, кажется, помешался на бесконечных переменах воинской формы, погон, пуговиц, аксельбантов. Не успеют переодеть, к примеру, драгунский полк в новое обмундирование, как поступает инструкция об изменении числа пуговиц на парадном мундире и расстояния между их рядами. После воцарения Александра «Миротворца», как и ожидалось, последовало высочайшее повеление о переходе на новую форму, которая должна была продемонстрировать всему миру преимущество русского покроя одежды. После такого рода реформы в армии наступили тишь да гладь. Кто-то пытался втолковать императору неуместность белых солдатских рубах, которые хорошо смотрятся на парадах, но демаскируют в боевых условиях, император был непреклонен. «Миротворец» утверждал, что именно белые рубахи придают нижним чинам молодецкий праздничный вид.

Новое назначение Духовского не обошлось без Варвары Федоровны, или Вавы, как называл ее любящий супруг. Стать высшим администратором даже самого отдаленного края Российской империи — это значит — стать государственным деятелем, поскольку генерал-губернатор подчиняется только царю. Заманчиво и Варваре Федоровне побыть в сладкой роли первой дамы в генерал-губернаторстве, стать законодательницей мод и первой благотворительницей. Немаловажно и то, что жалованье приамурского генерал-губернатора превышает министерское, тем более что имения приносят доходов все меньше и меньше, дела запущены, на управляющих фатально не везет — все сплошь оказываются жуликами и обманщиками. Словом, Вава убедила Сергея Михайловича в том, что его предназначение — государственная деятельность, в которой он будет подотчетен одному человеку в России — царю.

   На аудиенции Александр III, напутствуя Духовского перед отъездом в край, сказал, что главной задачей считает строительство железной дороги Владивосток — Хабаровск, а также укрепление добрососедских отношений с Китаем и Японией.

   Уступая просьбам супруги, новоиспеченный приамурский генерал-губернатор отправился во вверенный ему край не сухопутьем через Сибирь, а морем, подобно тысячам переселенцев. Пароходы Добровольного флота не были рассчитаны на именитых пассажиров, даже лучшие каюты не отличались комфортабельностью, поэтому адъютант снесся с морским министерством, и те предложили для вояжа крейсер. Духовской отказался, поскольку такое путешествие было бы весьма накладным, тем более что император Александр III отличался феноменальной скупостью и вряд ли одобрил бы идею персонального крейсера для генерал-губернатора. Мало кто знал, как упрашивал отца наследник престола Николай разрешить ему отправиться в кругосветное путешествие в 1891 году на крейсере «Память Азова». Духовской знал об этой истории и благоразумно отказался от крейсера, объясняя это экономией казенных средств. Хитроумная Вава постаралась сообщить о благородном поступке мужа своим многочисленным петербургским подругам, а те рассказали своим высокопоставленным мужьям. Об этом стало известно Александру III, и он, надо полагать, утвердился в правильности назначения генерал-губернатором отдаленнейшего и дорогостоящего края столь рачительного Духовского.

   Морской вояж совершили на очень скромном военном судне — канонерской лодке «Маньчжур» , которую даже при малом волнении валило с борта на борт. Командир, верно, старался под всякими благовидными предлогами не ходить при свежем ветре, не говоря уже о штормовой погоде, но в походе случалось всякое. Как ни удивительно, но Варвара Федоровна обнаружила полную невосприимчивость к морской болезни, более того, она любила стоять рядом с вахтенным офицером в рубке и смотреть на бушующее море. Сергей Михайлович также не был подвержен качке, только у него разыгрывался зверский аппетит, после удовлетворения которого он заваливался спать. Вот тропическую жару супруги, как, впрочем, вся команда, переносили тяжело. Канонерка, построенная из стали и железа, накаливалась и дышала жаром, на палубу, даже покрытую дощатым настилом, невозможно было выйти, в каюте при открытых иллюминаторах стояла необычайная духота, специальная огромная ванна — бассейн с забортной водой — приносила лишь минутное облегчение. Двигались неспешно, посетили Цейлон, Сингапур, Бомбей и Калькутту, но потом роскошная природа, восточные храмы, шумные базары, полуголые туземцы, седобородые дервиши и прочее, прочее надоели.

   15 августа 1893 года Духовской и Варвара Федоровна наконец-то ступили на твердую почву Приамурского края. На встречу прибыли вся высшая администрация края, духовенство, крупные предприниматели, купечество, депутации от городов. Боевые корабли Тихоокеанской эскадры украсились флагами расцвечивания, на палубах были построены экипажи, кричавшие «ура», когда канонерка пробиралась к пирсу. Духовской стоял на мостике, крепко держась левой рукой за поручни, отдавал честь, недовольный тем, что смотрит снизу вверх. Рядом с ним стоял командующий эскадрой вице-адмирал П. П. Тыртов, который заблаговременно встретил генерал-губернатора у входа в бухту Золотой Рог. Варвара Федоровна в роскошном белом платье, специально пошитом для такого случая, в умопомрачительной шляпке, перехваченной лентами, возбужденно помахивала платочком матросам и приветливо кивала офицерам. Берег был усыпан разноцветной толпой горожан, вдоль дороги, ведущей в город, шпалерами стояли солдаты. После краткого молебна, вручения хлеб-соли и приветственных речей Духовской, как и подобало наместнику царя, сдержанно поблагодарил за встречу, пошутил касательно превосходной погоды, заготовленной владивостокцами к его приезду, сел в новенький, поблескивающий на солнце экипаж и отбыл в город.

   Больше суток Духовской приходил в себя после затяжного морского путешествия. Утром 17 августа генерал- губернатор посетил небольшое, но изящно построенное здание Общества изучения Амурского края, осмотрел музей, произнес ободряющую речь и затем вручил председателю 500 рублей на нужды Общества. Это произвело хорошее впечатление, так как предшественник Духовского на просьбы о помощи отделывался обещаниями, ибо последний раз Корф раскошелился в мае 1891 года в присутствии наследника Николая, перед которым показывать свою прижимистость было неудобно.

   Если барон Корф не особенно интересовался жизнью амурских и уссурийских казаков, мало вникал в их нужды, то для Духовского знакомство с ними было приятной неожиданностью. В молодости, когда он служил на Северном Кавказе, его восхищали кубанские казаки своей лихостью, отличной джигитовкой и некоторой независимостью. Быть атаманом казачьего войска представлялось ему несбыточной мечтой. И вот теперь он, помимо того, что являлся высшим администратором Приамурского края, командовал орлами-казаками. Варвара Федоровна, обладающая даром предугадывать малейшие желания своего супруга, попросила старшего адъютанта разыскать лучшего портного. В считанные дни он пошил парадный и походный казачий мундир, широченные шаровары с лампасами, а скорняк сработал роскошную папаху с желтым верхом. В золотопогонном мундире, с Георгиевским крестом на груди и шашкой на боку Духовской выглядел великолепно. В отличие от большинства царедворцев Александра III, он брил бороду, но зато отрастил пышные усы, научился с помощью непременной Вавы лихо заламывать свою папаху, чем сильно походил на одного из персонажей картины Репина «Запорожцы пишут письмо турецкому султану». Поскольку казачьи поселения располагались на берегах Амура и Уссури, вдоль границы с Китаем, генерал-губернатор для разъездов завел особый пароход, который получил наименование со значением — «Атаман». После пробного рейса, чтобы исключить раз­дражающие его высокопревосходительство остановки ради пополнения запасов топлива, «Атаману» придали баржу под удачным названием «Булава». Отцу-командиру казаков было приятно слышать доносящиеся с берега крики типичных мальчишек-казачат: «Атаман» с «Булавой» едут!»

    Духовской останавливался чуть ли не у каждой мало-мальски значительной станицы, где ему обязательно подносили на вышитом полотенце каравай хлеба с деревянной солонкой, в переднем ряду собравшихся на берегу жителей стояли седоусые старики с начищенными крестами и медалями. Удовлетворенный, хотя и нестройным, зато отменно громким «здравия желаем, вашество», Духовской милостиво протягивал руку станичному атаману, расспрашивал о житье-бытье, искоса следил за тем, чтобы адъютант записывал все, без упущений, претензии казачества. В сопровождении внушительной свиты он осматривал станицу, обязательно заходил в школу, что в первый визит вызвало там некоторый переполох, сидел в классе и оставался чрезвычайно довольным, если дети отвечали бойко. За каждым таким посещением следовал приказ, в котором генерал-губернатор поощрял добросовестных учителей или выговаривал нерадивым. В хорошую погоду у Духовского пробуждался интерес к сельскому хозяйству, в таких случаях высокий гость отправлялся осматривать посевы. Станичные хлеборобы почтительно выслушивали просвещенное мнение генерала, путавшего овес с пшеницей, и в один голос жаловались на недостаточность своих земельных наделов. Генерал хмуро выслушивал просьбы и обещал помочь. В результате таких экскурсий и бесед не очень разбирающийся в основах законодательства Российской империи Духовской своей властью распорядился передать казакам в пользование земли и угодья вдоль границы с Китаем полосою в 15 верст. Это вызвало сумятицу в Петербурге, расстроило переселенческое дело на местах, серьезно притормозило деятельность службы землеустройства. Казаки благодарили Духовского за его заботу, но не спешили занять наделы. Поскольку Духовской был в известной мере порождением бюрократической системы царской России, то, отдав распоряжение, он не особенно интересовался его выполнением, тем более не настаивал на немедленном отводе казачьих земель. С него было довольно того, что в станицах Албазино и Казакевичево он был избран «почетным стариком». О таком звании, свидетельствующем «любовь народа», мечтал каждый казачий генерал. Отводы Духовского остались в основном на бумаге, дела шли прежним порядком. После смерти «реформатора» Государственный Совет без особого шума отменил приказ генерал-губернатора как неправомочный.

   Варвара Федоровна   нашла Хабаровск достаточно живописным и поэтичным уголком, наслышавшись о благотворчестве баронессы Корф, решила превзойти ее в другом деле. Она сосредоточила свои усилия на выявление поклонников искусства и сумела сплотить их в кружок любителей музыки. Чтобы никто не узнал о программе будущих выступлений, репетиции устраивали в апартаментах генеральши. Таинственность замысла Варвары Федоровны блестяще оправдалась. 24 января 1894 года «Приамурские ведомости», которые, кстати, увидели свет с незамедлительного согласия С. М. Духовского, писали: «Давно мы уже не видели такого стечения интеллигентной публики, жаждущей эстетических впечатлений, как на последнем вечере хабаровского музыкального кружка». Концерт состоялся при переполненном зале, многие номера бисировали, сама председательница музыкального объединения В. Ф. Духовская, облаченная в русский сарафан с кокошником на голове, продемонстрировала незаурядное искусство игры на мандолине, «инструменте, не известном окраине», как разъяснила газета. «Светит месяц» и «Коробейники» привели публику в восторг.

   За долгие годы штабной службы Сергей Михайлович приобрел стойкую неприязнь к бумагам, в то время как его помощник в крае генерал Гродеков, напротив, считал их важнейшей частью любой работы, административной в особенности. Духовской взвалил на него всю черновую работу, довольный, что Николай Иванович превосходно ведет все дела, уверенно чувствует себя в бумажном потоке и готовит отчеты строго к указанному сроку.

   В отличие от Корфа, Духовской редко устраивал званые вечера, хотя не был скуп на расходы, в денежных отношениях был щепетилен, счета от торговцев погашал аккуратно, от взяток, даже искусно замаскированных, приходил в бешенство, топал ногами и кричал «вон». Духовской был честен, этого от него нельзя было отнять. Карьеристы из его окружения все же быстро нащупали слабость Духа, как между собой они именовали генерал губернатора. Первой его слабостью была Вава, или Вагвага Федоговна (супруг от рождения не произносил «р», заменяя его звуком «г»), он слушался ее во всем, причем лукавая Вава обставляла дело так, будто решение принадлежало исключительно Сержу, а она лишь поддакивала ему. Впрочем, дальше протежирования отдельным лицам, увеличения субсидий на различные благотворительные цели влияние Варвары Федоровны не распространялось, она была достаточно умна и тактична, чтобы не вмешиваться в сугубо служебные дела супруга. Второй, более существенной, слабостью Духовского во время его пребывания на высшем административном посту Приамурского края была явно повышенная отзывчивость на лесть, если она касалась его умственных способностей и просветительской деятельности. Он довольно ревниво относился к положительным высказываниям о своем предшественнике бароне А. Н. Корфе, сразу же отказался от идеи продолжения съездов сведущих людей края, так как не любил, по собственному его выражению, «попугайничать».

   В том, что Духовской продвинул вопросы улучшения просвещения в крае, сомнений нет. Заглянем в его «всеподданейшие отчеты». По его глубокому убеждению, самой главной культурно-нравственной организацией является церковь, а второе место должна занимать школа — «великий рычаг прогресса». В Хабаровске женское четырехклассное училище преобразовано в полную гимназию, на постройку своего здания отпущено 40 тысяч рублей. В 1895 году открыто первое в Хабаровске и в Сибири железнодорожное училище — шаг дальновидный. При нем, Духовском, учреждена должность инспектора народных училищ. С 18 января 1898 года открыто Иннокентьевское женское училище. Краю «необходимо нужна сельскохозяйственная школа, горное училище», настаивает генерал-губернатор, не стесняясь заявить о том, что «местных учителей не хватает». «Другая настоятельная нужда Приамурского края — врачебная помощь, — обращается Духовской к царю в 1895 году.— Существующий в крае медицинский персонал гражданского ведомства представляется совершенно ничтожным по сравнению с нуждающимся во врачебной помощи населением, а главное, с пространством, на котором население это разбросано». От эмоций генерал-губернатор перешел к фактам: «В Приморской области две округи (Уссурийская и Анадырская) вовсе не имеют врачей».

   В 1897 году главный администратор края посетил Камчатку, причем в отчете не стал приукрашивать действительность, хотя прекрасно знал, что его трудно будет проверить. «Край находится в безотрадном положении,— честно сообщает свои впечатления Духовской, в отличие от барона Корфа, который составлял отчеты по песне Беранже: «Все хорошо, прекрасная маркиза»,— Петропавловск в запустении…» В то же время Духовской вы­разил убеждение в том, что «аборигены по своим природным качествам не заслуживают быть обреченными на вымирание… Наша задача — охранить население, в особенности инородческое, от эксплуатации со стороны тор­говцев». Имелось в виду спаивание камчадалов водкой, поскольку администрация была не в состоянии противодействовать обнаглевшим торговцам. Нужен штат охранников, нужны специальные суда для крейсирования в русских водах.

   Одной из самых больших заслуг генерал-губернатора Духовского перед краем следует считать открытие в Хабаровске Приамурского отдела Русского географического общества в 1894 году, благодаря которому появились естественно-исторический музей, публичная библиотека, налажен выпуск научных трудов. 28 января 1894 года во всех оживленных местах города расклеили такую бумагу: «Господин Приамурский генерал-губернатор просит всех лиц, сочувствующих учреждению Приамурского отдела Русского географического общества и желающих принять участие в будущей деятельности сего отдела в качестве сто члена, пожаловать на собрание означенных лиц, имеющее быть в доме его высокопревосходительства 30 сего января в 1 час дня. Форма одежды гг. военным сюртук с погонами».

   Объявление вызвало множество толков, поскольку было необычным. Генерал-губернатор, наместник самого царя, не приказывает, а просит господ офицеров и «всех лиц» не прибыть, а «пожаловать на собрание». Одним таким объявлением Духовской морально возвысил себя в глазах хабаровского общества. Надо ли говорить о том, что идея об открытии ученого объединения получила полную поддержку, вдохнула жизнь в край, пробудила умственные силы.

   Тонкую лесть, лесть без упоминания фамилии, Духовской любил, тем более что в ней была и доля правды. «Просвещенный администратор», «народный просветитель», «тонкий знаток человеческих устремлений» — такой словесной вязью отметили согласие генерал-губернатора на учреждение комитета народных чтений. Но как оы там ни было, приамурцам завидовали, что у них правды правления принадлежат просвещенному администратору. «Хабаровск — ведь это миниатюрный Петербург Дальнего Востока,— восхищалась газета «Восточное обозрение» 23 февраля 1896 года.— Здесь нет приватной интеллигенции, здесь интеллигенция служит, здесь статьи в газете пишет офицер с академическим значком или чиновник университант, он же референт, и публика в собраниях местного отдела географического общества. Здесь генерал-лейтенант трактует о геологии Приамурья, и статские советники пишут доклады по этнографии. Эта интеллигентность, вероятно, и причина той простоты и доступности, которая бросается в глаза во всех учреждениях». Автор, может быть, несколько преувеличил интеллектуальный облик Хабаровска, но доля правды в его суждениях была: «каков поп, таков и приход».

   Все же самым крупным событием в жизни Приамурского края было не учреждение ученого общества, а завершение строительства Уссурийской железной дороги и ее пуск в 1897 году. С начальником стройки О. П. Вяземским Духовской поладил быстро. Генерал-губернатора вполне удовлетворяло то, что инженер-путеец приглашал его на все важнейшие совещания, почтительно испрашивал разрешения обсуждать тот или иной вопрос, интересовался мнением генерал-губернатора, но тот предпочитал помалкивать или присоединяться к суждениям Вяземского. Ни один акт приема моста не обходился без личного участия Духовского. Когда однажды генерал- губернатор занемог, Вяземский отложил приемку до выздоровления его высокопревосходительства. 27 октября 1896 года состоялась закладка здания вокзала станции Хабаровск-I. Духовской сказал речь. В тот же день был освещен молебном разбитый напротив сад.

   Духовской хорошо понимал экономическое значение железной дороги, когда на одном из участков инженера Н. Ф. Дормидонтова появились случаи нападения тигров на людей, разрешил без проволочек снабдить строителей боевыми карабинами. Ему принадлежит идея называть строящиеся станции и разъезды именами строителей- железнодорожников и лиц, содействующих стройке. Так, на карте Приамурского края, там, где пролегла желез­ная дорога Владивосток —Хабаровск, появились станции Кругликово, Дормидонтовка, Розенгартовка, Вяземская (ныне город Вяземский) и другие, а также разъезд Корфовский (поселок Корфовский).

   В крае С. М. Духовской отслужил полный срок – пять лет. В то время генерал-губернаторам не давали возможности засиживаться на одном месте. Петербург нашел, что деятельность Духовского вполне соответствует должности, и сочли за благо перебросить его на такую же должность в Туркестан. Она оказалась последней в его жизни. В 1901 году он умер в возрасте 63 лет.