Александр Васильевич Гребенюков
Родился в 1950 году в г. Хабаровске в семье рабочего. Окончив семь классов, поступил в ГПТУ, где получил специальность плотника. Работал на стройках города. Отслужив в армии, уехал на Камчатку, четыре года работал на рыболовном флоте матросом, рулевым, обработчиком, боцманом. Вернувшись в 1974 г. в Хабаровск, окончил курсы водителей. Тринадцать лет проработал водителем автобуса, слесарем, механиком. Окончил в это время вечернюю школу. Много писал, с 1976 г. начал печататься. Первые рассказы публиковались в газете «Тихоокеанская звезда». В 1984 г. в Хабаровском книжном издательстве вышла первая книга А. Гребенюкова – сборник рассказов «Порожний рейс». В последующие три года были опубликованы книги «Побережье» (1987), «Пассажиры» (1988), «Неделя в сентябре» (1989). Произведения А. Гребенюкова обсуждались на многих литературных семинарах – в Хабаровске, на Камчатке, в Москве. Он был участником Всемирных фестивалей молодежи в Москве (1985) и Пхеньяне (1990). В 1989 г. А. Гребенюков был принят в члены Союза писателей СССР. В начале 1990-х гг. пробовал себя в коммерции: был директором крупного частного магазина, руководил собственной фирмой, работал коммерческим директором в одном совместном предприятии, часто ездил в Китай. Пять лет коммерческой деятельности дали возможность глубже познать действительность, современные проблемы общества, типы людей, их характеры, судьбы, которые в нашли отражение в его последующих книгах. его Потом стал редактором отдела прозы журнала «Дальний Восток». Сейчас занимается профессиональной литературной деятельностью. В 2000-е гг. вышли книги: «Ангел и Бес» (2003), «Киллер и священник» (2003), «Дорога к храму» (2007). Живет в г. Хабаровске.
Вперед, без остановок!
Рассказ
Огромная белая пустыня, сверкающая корочкой подтаявшего снега. Черная лента вьющейся по ней дороги. И две машины: большая и маленькая.
Большая удирает, маленькая преследует. Дорога ведет к переправе. Всегда шумная и оживленная, она сегодня пустует в связи с тем, что зимний путь через реку с утра закрыли. И только две машины несутся к ней в сумасшедшей гонке.
Не снижай скорость! Выжимай из нее все! — кричал Генка водителю нанятой им машины. Лет двадцати семи, высокий, русоголовый, он всматривался в зеркало заднего вида.
Позади кометой завихрялась снежная пыль, сквозь которую то и дело мелькала морда гнавшейся за ними белой «Тойоты». Минут двадцать назад Генка выехал из городка с двумястами ящиками пива, и за ними сразу увязалась эта паршивая «Тойота». Что нужно было парням, сидевшим в машине, Генка сразу догадался. Он еще на складе их приметил. И один из грузчиков ему шепнул, что это местные рэкетиры, «облагающие налогом» приезжих из другого города. Генка решил состроить им известную фигуру из трех пальцев. Теперь эти ублюдки гнались за ним по пустынному шоссе.
Держись середины! Не давай себя обогнать! — заглушая рев двигателя, орал Генка. Глаза его горели азартным огнем, а сильное, волевое лицо время от времени кривилось в усмешке.
Водитель КамАЗа Петр Кузьмич, тщедушный морщинистый мужичок лет пятидесяти, заметно трусил, но все же подчинялся командам удалого коммерсанта, временами огрызаясь:
Ага. Тебе, если что, не отвечать.
Что — если что?
Во встречную на повороте можем врезаться, или эти козлы догонят.
Где она, встречная? Переправу закрыли. А этих козлов, если догонят, я беру на себя.
Всем достанется, — мрачно пообещал водитель. — А если переправа закрыта, как мы поедем? Один хрен, там догонят. Могут и убить.
Генка хлопнул Кузьмича по узкому плечу в телогрейке.
Могут! Еще как могут. Гони, Кузьмич! Поливай! — Генка оскалил крепкие зубы. Его крупному, вздрагивающему от возбуждения телу не хватало места в тесной кабине. Он дергался, подпрыгивал, заглядывая то в одно зеркальце, то в другое. На крутых скулах выступили капельки пота.
Ветер свистел в щелях между дверными стеклами. Машину подбрасывало на выбоинах и ямках. Грохотали в кузове ящики с пивом. Ревел мотор. Мимо летела снежная целина. КамАЗ все время держался середины дороги, виляя из стороны в сторону, не давая хищной «Тойоте» обогнать себя.
Хоть бы ГАИ какое встретить, — прошептал Петр Кузьмич.
Соскучился, что ли? Что-то я впервые вижу водилу, мечтающего повстречаться с ГАИ.
Может, остановимся, Генаша? — Кузьмич повернул к коммерсанту испуганное лицо.
Я тебе остановлюсь. Гони! Гони! Где они? Тебе не видно?
Прямо на хвосте висят.
Ну-ка слегка тормозни.
Водитель сбросил газ и, резко ударив по тормозной педали, тут же отпустил ее. Машина словно споткнулась, но затем опять набрала обороты.
Генаша, а они, кажись, поцеловали нас в зад, — вглядываясь в зеркальце на отставшую «Тойоту», промолвил Кузьмич. — Правая фара расколота. — И Кузьмич неожиданно хихикнул.
Что и требовалось доказать, — довольно произнес Генка. — Тебе не видно, сколько их там? Четверо или пятеро?
Четверо.
Дай-ка мне на всякий случай монтировку.
Кузьмич встревоженно глянул на Генку.
А… зачем она тебе?
Я их в землю буду вколачивать, — кладя ломик себе на колени, пояснил Генка.
Связался я с тобой на свою голову, — заныл Кузьмич и вдруг заорал благим матом: — Опять пошли на обгон!
Не давай. Виляй задницей. Виляй! Гони, Кузьмич!
Ага. Гони. Машина груженая. Пороша вон. Как вильнем в кювет — костей не соберешь.
Чего ты там бормочешь? Громче говори, не слышно!
Я говорю, костей не соберем! — прокричал Кузьмич.
Археологи соберут. Не боись, прорвемся! Еще километр — и переправа. А на реке дорога узкая. Там они нас тем более не возьмут! — И, не удержавшись, Генка приоткрыл дверцу, высунулся наружу и так по-разбойничьи свистнул, что Кузьмич головой тряхнул, возвращая себе слух.
КамАЗ, взревев, с ходу одолел взгорок. Впереди открылся поворот. На вираже тяжелый грузовик вылетел на полосу встречного движения, задевая обочину так, что брызги камней пулеметной очередью прошили близкие сугробы, еле выровнялся и пошел пластать дальше. «Тойота», словно консервная банка на привязи, летела следом.
Опять нагоняют, — сообщил Кузьмич, поворачивая вспотевшее лицо к Генке.
А ты еще раз тормозни, — посоветовал ему лихой коммерсант, точно это было плевое дело.
Генаша, а ведь там люди, — укоризненно произнес Кузьмич.
Спасибо, напомнил. Ты остановись. Они из тебя обезьяну сделают. — И гаркнул: — Тормози, говорю!
Кузьмич выполнил рискованное указание. Позади раздался истошный визг тормозов. И непрерывный сигнал.
Хорошо! Хорошо, старина! — потер ладони Генка. — Мы им нервишки-то помочалим. Пивка им на шару захотелось. Я не против. Но пусть возьмут. Так ведь, Кузьмич? А за просто так и петух не кукарекнет.
Ага. Доведешь ты их, Генаша. Ох доведешь. Добром это не кончится. Тряхнет хорошенько, машина и сдохнет. Она может. Тогда хана нам.
Я тебе тряхну. Я из тебя душу вытряхну.
Она у меня и так знаешь где?
Где?
Кузьмич попрыгал на сиденье.
Вот и держи ее там в полной безопасности. Потом достанем. — Генка рассмеялся. Русый чуб упал на глаза, и он глянул из-под него озорно и свирепо. — Погоняй!
Ох и дурак же я, ох и дурак, — бормотал Кузьмич, но послушно давил на газ и держал машину посередине дороги.
Противоположный берег, горбатившийся сопками в двух километрах, был усыпан городскими многоэтажками, освещенными заходящим солнцем. Стекла окон горели, как желтые змеиные глаза. Город, казалось, внимательно следил за гонкой, устроенной молодым коммерсантом и такими же молодыми, неотесанными бандитами. Чья возьмет? Холодные поля с синеватым отливом простирались с двух сторон дороги.
Неожиданно в кабине сильно запахло горелым маслом. Генка пошвыркал носом и быстро спросил:
Что такое, Кузьмич?
А то, — чуть не плача, заговорил водитель. — Я знал, что добром это не кончится. Чуешь, как рулевое туго идет? Считай, мы без управления остались. На такой скорости руль немного повернешь, а назад никак. Вот и въехаем в кювет.
Так что случилось?! — заорал Генка.
Шланг, видно, лопнул от гидроусилителя. Маневру потеряли. Останавливаемся, что ли?
Я тебе остановлюсь! — остервенился Генка. — Держись середины! Черт, до переправы немного осталось.
Ой, Генаша, смотри, — взвыл Кузьмич. — У них, гадов, пистолет. Я останавливаюсь. Все. — И стал тормозить, выворачивая к обочине.
Куда?! — прорычал Генка и, ухватившись за руль, с трудом вывел машину снова на середину дороги.
Почувствовался легкий толчок. Позади взвизгнули тормоза.
Кажись, опять поцеловали, — побелевшими губами прошептал Кузьмич. — Все. Теперь они нас тут, Генаша, ухлопают. Это уж как пить дать.
Пить мы будем на правом берегу, старина. А пушку ты их не бойся. Это они на понт нас берут. У них или зажигалка, или газовый шпалер. Не то б они давно нам скаты попробивали. Так что гони. А я тебе за такой пробег двойную плату положу. — Генка подмигнул водителю. — Значит, так. Задницей больше не виляй, как шансонетка, рули прямо. А я с ребятками разберусь. — И Генка взялся за ручку двери.
Кузьмич повернул к нему голову, с готовностью спросил:
Остановиться, что ли?
Ну, Кузьмич, заладил! Забудь ты это слово. У меня изжога от него начинается. — Генка уже вылезал на подножку. Затем он захлопнул за собой дверцу, и Кузьмич увидел, как мелькнули его ноги в джинсах и теплых полусапожках.
Генка, щурясь от ветра, залез в кузов, прополз к заднему борту по ящикам пива, накрытым брезентом, и встал там на дно кузова, держась одной рукой за левый борт, другой за брезент. «Тойота» прыгала по ухабам почти впритирку к КамАЗу. За лобовым стеклом Генка отчетливо разглядел напряженные, злые лица парней. Тот, что был к нему ближе, жевал жвачку и смотрел волком, словно Генка был его кровным врагом. КамАЗ теперь шел медленнее. «Тойота» опять рванула на обгон. Вот капот легковушки поравнялся с задним бортом. Вот продвинулся дальше. Из окна высунулся мордастый парень и закричал:
Стой, падла! Все равно не уйдешь! Остановись, а то хуже будет!
Вам, ребята, чего? Пивка? — ухмыляясь, крикнул Генка.
Тормози, сука! Тормози! — мордастый помахал пистолетом. Генка выхватил из-под брезента ящик с пивом и швырнул его в преследователей.
Взвизгнув тормозами, «Тойота» налетела на деревянный ящик, с хрустом раздавила его, подпрыгнула, точно ей дали пинка, и пошла вилять по дороге.
Угощайтесь, я не жадный! — кричал Генка, сбрасывая на дорогу ящик за ящиком, которые в шахматном порядке перекрыли проезд. Бутылки разбивались, белая пивная пена хлестала на дорогу. Когда «Тойота» осталась позади, Генка сделал понятный всем жест, ударив левой рукой по сгибу правой, перелез обратно в кабину и, тяжело дыша, хрипло рассмеялся.
Кузьмич ошалело смотрел на него.
Ты что наделал, Генаша? Ты же ящиков десять сбросил.
Двенадцать, старина. Целых двенадцать ящиков, — поправил его Генка.
Да если б ты им сразу столько отвалил, они бы нас спокойно пропустили домой.
А вот хрен им с маслом! Чтоб я всяким гадам хоть копейку дал. Шиш! Если с этого начинать, так лучше сразу идти в говночисты. А мне что-то не хочется. Здесь кто кого. Раз слабинку дашь, они живьем сожрут. — Машину тряхнуло. Позади раздался звон бутылок. Генаша продолжал, заглушая рев двигателя: — У нас сейчас знаешь что началось? Читал про ковбоев? Они вот осваивали Дикий Запад. А мы Дикий Российский рынок. Глянь-ка, не видно этих?
Отстанут они, как же, — проворчал Кузьмич. — Ты их раздразнил, как бешеных собак. Ох, связался я с тобой.
В следующий раз я ружье прихвачу.
Если он будет, следующий раз. Ружья нам только не хватало. Ох, связался я с тобой…
КамАЗ с грохотом летел по шоссе и вскоре выскочил на взгорок, откуда открылся спуск к реке, к переправе. На берегу стоял милицейский «уазик». КамАЗ с ходу нырнул с пригорка, но метров за тридцать стал тормозить. Почти следом за ним на взгорок выскочила «Тойота» и остановилась. Из нее вышли четверо, закурили и уставились вниз, ожидая, чем закончится встреча КамАЗа с милицией. Патрульная машина, как они поняли, стояла здесь не случайно. Переправу закрыли, и теперь ее охраняли, не пропуская через реку машины. Вот и попался КамАЗик. Никуда теперь он не денется. «Ку-ку, Гриня». Осталось только терпеливо подождать, а там уж они за все с этого пивного козла спросят. Счетчик давно уже включен.
Не останавливайся, — сказал Генка Кузьмичу. — Подъезжай прямо к дорогим товарищам ментам.
Завернут они нас. Вон сержант с палкой выходит, — обреченно уронил Кузьмич. — А те шакалы нас поджидают…
Генка на минуту задумался. Положение было серьезное. Или, как принято сегодня говорить, акции его упали до нуля. Спереди менты, за ними река с закрытой переправой, позади братья-рэкетиры. Куда ни кинь, везде клин. Веселенькое дело. Надо выкручиваться. Иначе его бизнес так и помрет, не родившись. Первая сделка, которая должна принести хорошую прибыль, и вдруг прогорит. Ни хрена. Пусть выкусят.
КамАЗ остановился. Кузьмич полез за папиросами. Генка спрыгнул на снег и уверенно направился к сержанту. Примерно одних лет с Генкой, неуклюжий в своем долгополом полушубке, с густыми черными усами, он смотрел на приближающегося к нему парня равнодушным и усталым взглядом.
Холодно, сержант? — весело сказал Генка и протянул ему руку. Сержант, не ожидая такого приветствия, подал свою. Генка сделал это намеренно, чтобы те, на взгорке, подумали, что они знакомы.
Не жарко, — ответил милиционер и спросил: — Далеко собрался?
Да нет. Тут рядом. На тот берег, — как бы между прочим заметил Генка и кивнул на тускло поблескивающую льдом реку.
Ничего не выйдет, — возразил сержант. — Переправа закрыта. Так что поворачивай назад.
Генка неторопливо вытащил пачку сигарет, взял одну себе, протянул милиционеру. Тот не отказался от «Мальборо». Генка, конечно, не курил такие сигареты, слишком дороги, но пачку эту купил специально для подобных случаев.
Позарез мне нужно сегодня быть на том берегу, — глядя прямо в глаза сержанту, сказал он.
Приказ. Провалишься, а мне отвечать. Нет. Нельзя.
Не провалюсь. Я утром проезжал. Лед крепкий. Выдержит. Чуешь, какой мороз.
Утром ты ехал пустырем, а теперь груженый. Нырнешь за милую душу, — спокойно возразил сержант.
Да не знал я, что переправу закроют. Я ж рано утром выехал. А мне край как надо сегодня в город, — горячо сказал Генка. — Представляешь: снова гнать на станцию, там искать платформу, заморочки всякие. Раньше чем за два дня не управлюсь. Крышка мне. Войди в положение, сержант.
Сержант задумчиво посмотрел на реку. Он стоял, как пограничный столб. Равнодушный и безучастный к любым словам. Генка же глянул на взгорок, на белую «Тойоту», на черные фигуры парней.
Слушай, давай договоримся, — предложил он.
Зачем? — не глядя на него, сказал сержант.
Но ты ведь человек.
Милиционер, — поправил он Генку. — Поворачивай оглобли.
Вон, дорога идет снизу, на ней же нет поста, — намекнул на выход из положения Генка.
Нет, — согласился милиционер.
Если б я оттуда гнал, ты ведь меня бы не остановил?
Ну так и езжай по ней.
Это же крюк какой надо делать.
Делай. — Сержант говорил медленно, будто каждое слово вытесывал из камня.
«Вот жлоб», — подумал Генка и пошел ва-банк.
Сержант. Груз мой, машина моя. Жизнь моя, черт возьми! Я за все отвечаю. Пропусти. Не могу я назад. Ждут меня там.
Милиционер усмехнулся. Глянул на «Тойоту».
Эти?
Эти.
Не поделили, что ли? Или жалко стало отстегивать?
Не жалко. Мне просто рожи их не понравились. Может, поможешь с ними разобраться?
Сержант покачал головой на явную глупость Генкиного предложения.
Есть доказательства, что они тебя напрягали?
Нет, конечно, — пожал плечами коммерсант.
А что за товар?
Генка почувствовал, что лед тронулся.
Пиво. В городе пива нет. Мужикам везу. Вот обрадуются. Вас угощу. Холодно небось. А еще ночь впереди, — закинул он удочку. — А пивко свежее.
Сержант сдвинул шапку на затылок. Обреченно вздохнул.
Ну… вообще-то… С зазорчиком, конечно, переправу закрывают. Да и холодно пока. Мороз держится.
Ну да! — поддержал Генка. — Тут еще спокойно на тракторе можно проехать. Страхуется начальство.
Начальство не трожь, — поднял палец сержант. — Ладно, проезжай, что с тобой поделаешь.
Вот спасибо! — ударил ладонью по груди Генка. И махнул рукой Кузьмичу. — Подъезжай!
А пивка-то сгрузи, — напомнил милиционер.
Заметано. Ящик, два?
Сержант сощурился на него. Ухмылка вылезла из-под усов.
Чем больше сгрузишь, тем машина легче пройдет. Пять ящиков — и свободен.
Твою мать! — не удержался от восклицания Генка. — Круто, сержант!
Глаза у сержанта словно покрылись изморозью. Оживление его пропало, и он опять равнодушно приказал:
Разворачивайся, и чтоб я тебя больше здесь не видел.
Генка тут же развел руками.
Не, шеф. Пять так пять.
Вот и я говорю, что шесть, — кивнул сержант и похлопал палкой по сапогу. И впервые улыбнулся румяной от мороза физиономией.
Генка быстро спустил на снег шесть ящиков. Бросился к кабине, но остановился, сделал ручкой своим преследователям, забрался в кабину, бросил:
Вперед, Кузьмич, и без остановок, пока мы тут без штанов не остались. — Проезжая мимо сержанта, Генка поднес ладонь к виску и, улыбаясь, проговорил: — Ох и сукин же ты сын!
Машина выехала на лед и ходко пошла по наезженной ледовой дороге. Позади нее завихрился снег.
Проскочили вроде, — нарушил молчание водитель, — теперь бы до берега добраться благополучно.
Теперь доберемся, — уверенно сказал Генка. — Нас хорошо облегчили. Девять ящиков я отстегнул на складе. Двенадцать сбросил на «Тойоту», шесть отдал сержанту. Итого двадцать восемь. Да, еще один отдал на проходной. И два грузчикам. Всего тридцать один ящик. — Он присвистнул. — Веселенькое дело. Слушай, Кузьмич, ну и добрый же я мужик! Ладно, там разберемся. Гони.
Кузьмич скосил глаза на неунывающего парня и восхищенно сказал:
Ну и характер у тебя. Я ни за какие деньги не соглашусь на эту коммерцию. У меня брательник, Сашка, собирается заняться бизнесом. Так я его отговорю. Ей-богу. Без башки можно остаться. Сегодня мы бы очень просто могли перевернуться. Или догнали бы нас. Что лучше — неизвестно. А теперь под лед еще можем нырнуть.
Ты ври, да не завирайся. Под лед он собрался. Я тогда с тебя за все пиво высчитаю. В кабалу ко мне пойдешь. Ха-ха! Вон берег уже близко!
Устроил ты мне поездочку! Как в кине каком дурацком.
А ты, Кузьмич, видел, какие фильмы сейчас крутят? Сплошные гонки, мордобой и убийства. Вот и мы так жить будем. Готовься. Забудь о добрых советских временах. И нигде тебе уже не отсидеться. Так и знай.
Порадовал ты меня, Генаша. Лучше бы уж как раньше.
Генка помолчал, затянулся несколько раз сигаретой. Вздохнул, точно смирившись с какой-то мыслью, и ответил:
Может, и лучше, кто знает. Да только выбора у нас нет. Не мы дороги выбираем. Так что, Кузьмич… — Он не договорил и замолчал. Уставился вперед, на приближающийся берег.
Вскоре пересекли реку, натужно поднялись в гору и выехали на трассу. Погнали среди густого потока других машин. Уже стали загораться фонари. Народ топал с работы по домам. Давился в автобусах и трамваях, кляня на чем свет стоит городское начальство. С воем сирены промчалась навстречу «скорая». Стоял, поддерживая дерево, чтоб не упало, пьяный мужик.
Теперь куда? — спросил Кузьмич. — На ночь-то пиво нельзя в машине оставлять. Может замерзнуть. Да и растащат.
Ждут нас, Кузьмич. Ждут с нетерпением в магазине по славной улице имени товарища Фрунзе, героя революции. Наши, бляха, долбаки тоже революцию делают. А нам жить надо. Выживать. И мы выживем. Фиг им нас задавить. Не получится. А тебе, Кузьмич, теперь налево. Вон магазин. Давай во двор. И к крыльцу.
Машина завернула во двор и задом подъехала к черному ходу. Генка вывалился из кабины, размялся и потопал в магазин.
Кузьмич вылез из машины, хотел заняться шлангом на гидроусилителе, но раздумал. Приедет в гараж, а там уж и подшаманит КамАЗ.
Из дверей показался Генка, зычно крикнул:
Разгружаемся! — Откинул задний борт, взялся за ящик. Из магазина вывалились два хмыря-грузчика в рваных халатах.
Шеф, по ящику на рыло за разгрузку, — просипел один из них.
Ну, это уж как закон, — сказал Генка и исчез с ящиком в дверях.
Разгрузились быстро. Кузьмич, естественно, тоже помогал. Когда машина опустела, Генка сказал:
Ты подожди немного. Я деньги сейчас получу и с тобой рассчитаюсь. Я быстро. Там уже все готово.
И правда, минут через десять он залез в кабину с пачкой денег в руке. Сел и некоторое время молчал, уставившись перед собой. Затем, хмыкнув, со значением сказал:
Вот так надо деньги зарабатывать.
Что, много заработал?
Да не я. Ты знаешь, Семеновна меня обломила. На четверть цену сбросила против той, что вчера обещала. Говорит, перемерзло пиво. За день если не продаст, оно даст осадок. А не хочешь, говорит, — вези дальше.
И что?
А то, дорогой мой Петр Кузьмич, что я с чем уехал — с тем и вернулся. И вот тебе. На! Как обещал. — Генка протянул деньги водителю. — Спасибо за работу, мой друг.
Тот взял, посчитал. Поднял глаза на Генку.
Что-то много, Гена. Ты что?
Генка вдруг рассмеялся.
Ты бери. Ты единственный, кто их честно заработал. Бери. — Он вдруг замолчал. Скривил лицо, скрипнул зубами. И тут его прорвало: — Все! В гробу я видел эту коммерцию!.. Гады! Урки! Сволочи!.. — И грубо выругался. — Чтоб я еще… Да ни в жизнь! Пойду на стройку. Или грузчиком на склады. Хана! — И знакомый жест рукой. Выдохшись, помолчал. Устало откинулся на спинку сиденья, закурил. — Поехали, что ли, Кузьмич. Добросишь меня до поворота.
Прошло несколько лет. Стояло жаркое лето. На площадке перед городским банком терпеливо ожидали своих хозяев сверкающие иномарки. Из парадного вышли двое мужчин с «дипломатами». Остановились, закурили, продолжая разговор, начатый полчаса назад в кабинете управляющего.
Из стоящего невдалеке лимузина высунулся шофер и крикнул:
Геннадий Иванович, вас к телефону!
Высокий русоголовый мужчина попрощался с собеседником и крупными шагами направился к своей машине. Сел на переднее сиденье, взял трубку из рук водителя.
Да. Слушаю тебя, Сергей Петрович. Факс из Сингапура? И что? Когда выходит судно? Двадцать шестого июля? Так. Два контейнера или три? Два? Ладно. Кредит? Да, дают. Только что подписал договор. Под какой процент? Ишь ты! Так тебе все и расскажи. Забыл про коммерческую тайну? Ха-ха! Ладно, еду на фирму. — Он бросил трубку радиотелефона на место и приказал водителю: — Вперед, Кузьмич, и без остановок!
1996 год